Фашисты [litres] - Кирилл Викторович Рябов

– Вот так. Выделывалась.

– Почему вы всё-таки не спросили, кто пришёл?

– Я в глазок посмотрела. Мы ведь знакомы. Вы вряд ли маньяк. Помните, как мы в лифте застряли?

– Когда? – удивился Кучеров.

– Прошлой зимой. Часа два прождали, пока нас выпустят.

– Не помню. А точно со мной?

– Точно. Вы мне анекдоты рассказывали, чтобы не скучно было.

– Я ни одного анекдота не помню.

– Ну тогда вы их много вспомнили. А один мне даже понравился.

– Я трезвый был? – спросил Кучеров.

– Вы всегда трезвый, когда я вас встречаю.

– Надо же. Не помню.

– Не страшно, – сказала соседка, затягиваясь. – Память – такая штука…

– Какая?

Она пожала плечами и немного скривила рот.

– Ну такая, странная.

– Верно говорите. Я недавно не мог вспомнить, сколько мне лет. Представляете?

– Вспомнили?

– Да, конечно.

Он подумал, что она спросит, сколько ему лет, но она не спросила. Отложила бесполезную сигарету и вздохнула.

– В детстве так делать было гораздо прикольнее.

– Тогда много чего было лучше.

– Небо голубее, а трава зеленее?

– Ещё родители были живы.

– Мои и сейчас живы, – сказала соседка. – И бабушка жива. Ей за восемьдесят. Но она ещё работает. Сорок лет была детским терапевтом. На выходе получила пенсию тысяч девять, что ли. Сейчас каких-то спиногрызов нянчит за деньги. Типа сиделка.

Её смартфон издал бульканье. Она посмотрела.

– Сейчас приедет. Такси взял.

Соседка хмыкнула.

– Молодец какой. Летом у меня под дверью сутки сидел. Как пёсик. А меня не было. Я в Крым ездила. Соседка рассказала. Я ему потом говорю, что уезжала. А он отвечает, типа, не важно.

– Ничего, что я тут? – спросил Кучеров.

– Не волнуйтесь, он на вас драться не полезет. Да я и не собираюсь его пускать. Заберу зажигалки и выставлю.

Она помолчала.

– Что думаете?

– В смысле?

– Обо мне думаете что-то?

Кучеров пожал плечами.

– Ничего плохого не думаю.

– Правда?

– Да. Вам важно моё мнение?

– Не-а. Я просто так спросила. Вы, по-моему, славный человек.

Минут через пять раздался звонок в дверь, прервав их тупой разговор. Соседка вышла из комнаты, оставив дверь открытой. Кучеров встал. Потом снова сел. Из прихожей послышались голоса. Парень что-то быстро говорил извиняющимся тоном. Но это продолжалось недолго. Она вдруг заорала:

– Идиот!

И громко хлопнула дверью. Кучеров опять встал. Соседка пришла в комнату и показала ему какую-то жёлтую трубочку.

– Смотрите, что этот идиот привёз. Электронную сигарету. Я огня просила, а не это. Он говорит, мне надо бросать. Мудила! Может, вы хотите?

– Спасибо. Откажусь.

– Кретин! Ну не кретин ли?

Она распахнула окно и вышвырнула электронную сигарету. Немного отдышалась.

– Извините, разозлил своей тупостью.

– Я понимаю.

Кучеров представил, как соседка высовывается в окно и кричит во всё горло:

– Да неужели ни у кого нет огня, суки?

Он хмыкнул.

– Вы чего? – спросила соседка.

– Глупая ситуация.

– Да, вы говорили. Правда, вы сказали, что ситуация нелепая. Но теперь она стала глупой. Спасибо этому идиоту.

– Зря я вас дёрнул, конечно. Извините. Я пойду.

– Если вдруг что-то придумаете, возвращайтесь. Или вдруг огонь найдёте.

– Само собой.

– А если я что-то выдумаю, тогда я вам позвоню.

– По рукам.

На пороге Кучеров задержался и спросил:

– А тот анекдот, который вам понравился, он про что? Помните?

– Конечно. Лежат в кровати мужчина и женщина. И женщина говорит: «Мы встречаемся несколько лет, спим, гуляем, в кино ходим, потом расстаёмся. Может, поженимся?» А мужчина отвечает: «Да кому мы нужны?»

Кучеров поднялся к себе. Побродил по квартире. Несколько раз зажигал и гасил свет. Выпил ещё немного водки и закусил сыром. Потом залез под одеяло. От скуки пытался представить, как стаскивает с соседки трусы. И ничего не чувствовал.

За сорок минут до окончания смены Феликс Кольцов задремал и увидел чудесный сон. Как будто он командир гусарского эскадрона, преследующего наполеоновскую армию. Верхом на белом мускулистом коне Феликс врывается в польскую деревню. Но французы бежали, и драться не с кем. Навстречу освободителям выходят местные жители. Среди них Феликс замечает молодую грудастую бабу. Она стоит в стороне и время от времени бросает на него кокетливые взгляды. Он подъезжает к ней, пришпоривает коня и соскакивает на землю, топнув сапогами.

– Как звать тебя, баба? По-русски понимаешь? – спрашивает Феликс, трогая рукоять своей большой грозной сабли.

– Не разумею, – говорит она, отворачивая раскрасневшееся круглое личико.

Феликс берёт её за руку и ведёт в укромное место. И вот они уже лежат на сеновале. Полька задрала юбку и раздвинула ноги. За стенами слышны крики и победная пальба из ружей и пистолетов. А у Феликса стоит так крепко, что даже немного больно. Ворча и обзывая бабу, он стаскивает шаровары, подштанники, путается и никак не может высвободиться. Полька уже не в силах ждать. Постанывая, она ласкает себя, облизывает пальцы и нетерпеливо дрожит. Феликс наваливается на неё, начинает вводить и тут откуда-то с небес раздаётся крик, который сметает весь этот восхитительный мир к чёртовой матери.

– Концов, подъём!

Феликс, испытывая муку, открыл глаза. Перед ним стоял сменщик, бывший сотрудник патрульно-постовой службы Капитоненко.

– Я же просил вас не коверкать мою фамилию, – отозвался Феликс, сдерживая зевок.

– Ну чего ты обижаешься, – сказал Капитоненко. – Я ж шутя, любовно. Знаешь, что с обиженными делают? Скажи, знаешь или не знаешь?

– Воду возят, – ответил Феликс.

– Не только. Их ещё… – и заорал: – … ебууууут!

– Перестаньте. Что за манеры у вас?

– Ты вообще шуток не понимаешь.

Капитоненко вытащил из ящика стола журнал обхода территории и быстро просмотрел.

– Ага, ага, всё верно. Ничего не забыл.

Первые смены Феликс забывал делать записи.

– Окна закрыты?

– Разумеется.

– Сигнализация не срабатывала?

– Нет.

– В пожарку отзвон делал?

– Безусловно.

Бывший пэпээсник задумчиво погладил пышные усы. И опять заорал:

– А чего стоишь тогда? Скачи домой.

– До свидания, – пробормотал Феликс, взял сумку и вышел.

Он стеснялся идти по улице в дурацкой форме охранника. Но переодеваться в присутствии неотесанного болвана Капитоненко Феликс стеснялся ещё больше.

«А нечего было дрыхнуть, теперь так и иди, позорься», – укорил он сам себя, ковыляя вдоль высокого фабричного забора к трамвайной остановке. Стояло позднее октябрьское утро выходного дня. На тёмном асфальте лежали жёлтые и красные листья. Навстречу шла женщина лет тридцати, с собачкой на поводке. Показалось, что незнакомка посмотрела на него насмешливо.

Он вспомнил сон и загрустил. Неделю назад ему исполнилось сорок. День рождения Феликс отмечал в одиночестве, выпив бутылку красного полусухого. Позвать в гости оказалось некого. Родители умерли. Близких друзей у него не было. С женой